Главной заслугой Льва Данилкина я считаю введение термина «хтонь», так точно передающего топкий хаос русской души и присущие ей архаичные качества. Кроме того, Данилкину принадлежат два образцовых, на мой взгляд, обзора текущей литературы – 2005 и 2006 годов.

– Лев, когда выйдет ваш обзор литературы 2007 года? Как он будет называться?

– Это ведь не дневник читателя и не годовой отчет для акционеров. Я усвоил, что высказываться следует только в том случае, если есть информационный повод. В 2005 году он был – Большой Взрыв, 50 романов вместо обычных 10–12, причем литературу можно было без особых натяжек представить как такую баховскую фугу, все части которой являлись вариациями друг друга: множество рифм, созвучий, лейтмотивов. В 2006 году с мелодиями было похуже, зато был опубликован один Супертекст, и уже из-за него следовало городить огород. В 2007 году мы заметили пару очень сильных текстов – «Матисс» Александра Иличевского, «Блуда и МУДО» Алексея Иванова – и не заметили еще несколько: «Румянцевский сквер» Евгения Войскунского, «Волшебный мел» Вероники Кунгурцевой, балабановский сценарий «Груза-200», «Игра свечей» Юрия Гуськова, «Дагги-Тиц» Владислава Крапивина. Вокруг любого из этих текстов, теоретически, можно было бы выстроить систему координат, но интуитивно понятно, что любая такая система была бы искусственной; а когда сам не веришь – неинтересно.

На самом деле, был один генеральный сюжет, идеальный для книжки такого рода. В России – впервые за много веков – появились излишки некоего товара, имеющего высокую рыночную стоимость: не пенька, не лес, не зерно, а «сто-за-баррель». Это крайне необычная и очень любопытная для культуры ситуация. Это не просто дикий капитализм (попадание в который стало сюжетом 90-х), новые социальные отношения, кризис старого типа семьи, энергия, выделяющаяся в ходе социального расслоения. Излишки товара означают излишки свободного времени, означают выход за пределы обыденной размеренной рабочей жизни, приключения, причем не обязательно, как обычно, связанные с переживанием бедности или национальных катастроф эпического масштаба. Деньги, процветание – смазка, плодотворная среда для некоторых типов литературы, для романа в частности.

– А как изменилась концентрация «хтони» в последнее время?

– «Хтонь» – конституирующий признак отечественной литературы для тех, кто расположен прислушиваться к гулу под ногами; это магма такая, иррациональная, формирующая идеологический ландшафт наверху. Вы вот смеетесь, а она концентрируется, еще как концентрируется; мой личный дозиметр зашкаливает.

– Ваши самые большие литературные разочарования за последнее время?

– Они касаются меня самого. Знаете, я точно понял, что моим именем не назовут улицу – не то что в Москве, даже в Переделкине, даже в моей родовой деревне Гавриловка в Тамбовской области. Я окончательно превратился из нано-Белинского, которым, при желании, мог себя воображать, – в анонимный фильтр. И это не только потому, что я не в состоянии составить страстную проблемную – или сухую аналитическую – статью по поводу прочитанного. Я бы очень хотел писать медленные, изысканные, черепашьи книжки про образ рассказчика в прозе Романа Сенчина, про связи «Матисса» Иличевского с предшествующей литературной традицией, про трансформацию жанра исторического романа у Алексея Иванова, но для этого надо сделать вид, что Ахиллес в этот момент перестал двигаться, что время остановилось, что ничего другого не происходит, что «Вани Житного», «Румянцевского сквера», «Великой мечты» нет, что они изначально менее значительны – а это не так. Событий стало слишком много, количество контента увеличивается экспоненциально, это факт не только литературы, но функционирования культуры вообще, это тема целых научных дисциплин, и поэтому некогда триумфально разъезжать на новых Гоголях и Достоевских, даже если знаешь, что твои прогнозы точно оправдаются. Я перестал верить в то, что последний по времени из «найденных» больших писателей – это окончательная версия, что никого лучше все равно не будет. Будет, и поэтому назову себя «фильтр». Это быстрая, неприглядная, несолидно выглядящая работа.

– А самое большое «открытие» в прошлом году?

– «Длинный хвост» Криса Андерсона и «Плоский мир» Томаса Фридмана.

– Не кажется ли вам, что сейчас общество нуждается в людях других профессий, а не писателях? Стоит ли вкладывать государственные средства в развитие литературы?

– Писатели здесь сами появляются – здесь климат благоприятный для их появления: зима девять месяцев в году, много насилия, много алкоголя, много, соответственно, историй. Теперь вот денег еще много.

Государственные деньги лучше было бы вкладывать в образование и вкус некоего персонифицированного Читателя, облеченного властью. Нанять ему, допустим, Жолковского в качестве дядьки, Пелевин чтоб ему рассказывал о романе идей, Лев Лосев – о поэзии. Было бы любопытно иметь рядом Ктулху такого рода – такая фигура продуктивна для культуры. Как Николай I, как Сталин. Ничем хорошим, правда, это обычно не заканчивалось, но сюжет, связанный с такого рода отношениями, – очень русский.

– А как с чувством усталости? Говорят, что изо дня в день крутить калейдоскоп современной прозы – это рано или поздно надоедает, и возникает желание уйти в литературоведение┘

– Знаете, был такой критик английский, Сирил Конноли, и он заметил однажды: «Обозревать книги – это занятие на полный рабочий день, оплачиваемое по полставочному тарифу, в котором нет ничего гарантированного или определенного, кроме гарантии того, что рано или поздно ты превратишься в халтурщика». Все когда-нибудь ломаются, да, я знаю.

– Я ведь странную биографию написал, биографию живого человека. Разница между живым и мертвым материалом существенна, это как историческая живопись и портрет. Мне-то интересен портрет: с диалогом, с особыми отношениями между тем, кто рисует, и моделью, с сюжетом, связанным с переживанием этой связи. Тут мало курьезной биографии, и даже загадки мало, тут нужно идти в контакт, какие-то свои вопросы разрешить, соблазнить или, наоборот, преодолеть отвращение; объект биографирования должен быть ключом для портретиста – к эпохе, к какой-то тайне его персональной, к смыслу искусства. Я бы очень хотел написать биографию одной женщины, своей ровесницы, которая оказалась чрезвычайно характерным образом переформатированной обстоятельствами времени, в которых она оказалась; по ее приключениям очень хорошо можно понять, что это была за эпоха. У Алена де Боттона такие книги хорошо получаются; боюсь, в России это покажется выдумкой, романом.

– Очень многие высоко оценили «фигуристый» (Андрей Немзер) слог «Человека с яйцом». Не воодушевило ли это вас попробовать силы в прозе?

– «Фигуристый» в качестве предиката неплохо для женщины и так себе – для литератора. Думаю, если бы стиль какого-либо из ваших произведений, Михаил, обозначили как «фигуристый», это было бы очень хорошим признаком того, что вам никогда более не следует подводить курсор к иконке «майкрософт-ворд». Это ведь синоним таких слов, как «фразер», «пустослов», «балаболка»; и раз уж другие люди оценивают меня таким образом еще до того, как я что-нибудь выдумал, мне остается только заклеить себе рот скотчем.

– Литературная критика – это «дело вкуса»? Или есть какая-то методология?

– Вкус – это такая вещь, которая сильнее всего проявляется в его отсутствии; безвкусица любопытна. Понимаете, иногда нужно ткнуть пальцем в нечто очевидно чудовищное и сказать: «Я утверждаю, что это неописуемо хорошо» или «Профессионалы, очень ловко составившие этот пресс-релиз, на самом деле врут», взять на себя ответственность. Иначе превратишься в филологическую девушку, у которой вкус хороший, сформированный, но все, что не лезет в канон, кажется ей безвкусным и неприемлемым.

Алгоритм анализа текста на его «художественность» существует, но критику лучше не пользоваться им. Критику нужны не алгоритмы, а интуиция, это как шахматист, который играет «кончиками пальцев» – потому что количество вариантов того или иного хода слишком велико и не поддается прогнозу. Я не всегда знаю, почему именно «сыграл» так, а не иначе, почему «Матисс» Иличевского кажется мне гениальным романом, а рассказы – скукой смертной. Я не буду копаться в рассказах, чтобы объяснить себе и еще кому-то, почему они не удались.

– Вы согласны с тем, что литературное произведение – это текст плюс нетекстовые факторы?

– Помните кольриджевский «Кубла-хан» – а это, может быть, самое прекрасное стихотворение за всю историю человечества – как был написан? Кольридж занемог, у него был расстроен желудок, и выпил настойку опиума, забылся, увидел во сне «Кубла-хана», очнулся, стал записывать свою галлюцинацию, а потом вдруг к нему постучался человек, известный в истории мировой литературы как «обыватель из Порлока», и отвлек поэта, вывел его из транса – и поэма осталась оборвавшейся на середине. Вся эта «внетекстовая» история – с наркотиком, таинственным «обывателем», странным сомерсетским пейзажем, очень далеким от Монголии, – часть магии стихотворения; может быть, без нее «Кубла-хан» казался бы просто бессмысленным набором слов.

Это я к тому, что хотя, конечно, я всегда делаю вид, что меня интересует только текст и ничего больше, что мне все равно, кто автор, я помню про «Кубла-хана».

Тут важно не оставаться в неведении относительно внетекстовых факторов, а уметь их игнорировать. Я никому ничего не должен; впрочем, из всех правил, конечно, есть исключения.

– Вы эстет?

– Думаю, даже Оскар Уайльд ответил бы на вопрос, поставленный таким образом: «Конечно, нет, Михаил». Вы, я так понимаю, имеете в виду не просто, отдаю ли я предпочтение прекрасной вещи, если рядом с ней находится безобразная, но нечто большее – пристрастие к внешнему эффекту, к оглушительности, к особого рода шику, к «алле-гоп» – в ущерб идейной стороне, «слезинке ребенка»; короче говоря, еще один намек на «фигуристость», поправьте меня, если я ошибаюсь.

Эстет или не эстет, но уж во всяком случае, не тот критик, Белинского типа, о котором Розанов, кажется, говорил, что тот был эталонный русский-идейный-человек – мятущийся-верующий-отрекающийся и так далее. Проблема в том, что у меня нет идеологического иммунитета: если вы сейчас остроумно докажете, что Солнце вращается вокруг Земли, ну или что Оксана Робски – это наша Вирджиния Вульф, то я вам поверю. А вообще-то я больше всего ценю в текстах странное такое качество┘ его даже невозможно назвать, оно не существует в изолированном виде, только в связанном сочетании: «написать очень настоящую книгу». Честная, правдивая, апеллирующая к возвышенному, говорящая о том, что автор лучше, честнее, чем я, что он даже если и мерзок, то и мерзок он не так, как все, что он хороший человек на самом деле.

– Если бы вам был закрыт путь литературного критика, какую профессию вы бы выбрали?

– Пошел бы рецензии писать в журнал какой-нибудь толстый или газету специализированную. Когда у людей одна и та же проблема, им психологически легче вместе находиться.

Целях.

Вивисекция вызывает существенное противодействие со стороны многих общественных организаций и частных лиц. Они утверждают, что результаты экспериментов на животных не полностью правомерно переносить на человека из-за разницы физиологических и анатомических особенностей, скорости и характера метаболических процессов, однако благодаря вивисекции существует кардиохирургия. Вивисекция, по их мнению, лишает студентов важнейшего профессионального качества - сострадания, делает студентов бездушными циниками, не прибавляя навыков, необходимых в будущей работе с пациентом - больным животным или человеком.

История

Вивисекция берет свое начало в середине XVII века. Историю экспериментальной медицины можно разбить на три этапа.

I этап - XVII-XVIII век - отличался крайне жестокими экспериментами, так как обезболивающие вещества были открыты только в XIX веке. В это время господствовала философия Рене Декарта (1596-1650), утверждавшего, что у животных нет души, они представляют собой механизмы и не могут испытывать боль.

II этап - XIX век - ознаменовался резкими выступлениями общественности, осуждавшей вивисекцию с позиций этики и созданием первых законов и обществ защиты экспериментальных животных. Первый в мире закон в защиту экспериментальных животных был принят в 1878 году в Великобритании. Во Франции первое общество противников вивисекции возглавил Виктор Гюго, который сказал: «Вивисекция - преступление; человеческая раса должна отречься от этого варварства». Против жестоких экспериментов выступали также Ч. Дарвин, Б. Шоу, Э. Сетон-Томпсон, Р. Бернс, Д. Голсуорси, Л. Толстой, А. Швейцер, И. Ефремов.

III этап развития медико-биологического эксперимента - XX век, когда остро встал вопрос о неэффективности подобной практики уже с позиций науки. Набирает силу движение врачей мира за модернизацию экспериментальной науки и поиск альтернатив.

По данным ЕС, основная часть животных гибнет в медицинских исследованиях (65 %). Фундаментальные научные исследования (в том числе военные, космические и др.) занимают 26 %, тесты на токсичность (косметика, новые промышленные соединения) - 8 %, сфера образования - 1 %..

Только в лабораториях США используется порядка 100 миллионов животных в год.

Законодательство против вивисекции

Первый в мире закон об ограничении вивисекции, обязательном обезболивании при эксперименте был принят в г. в Великобритании. В Германии вивисекция впервые была запрещена по инициативе Геринга , вместо этого проводились эксперименты на людях. В вышел приказ министра здравоохранения СССР, запрещающий проводить эксперименты на животных без обезболивания. В г. в Великобритании, а позднее в Бельгии и Нидерландах введен запрет на тестирование косметики на животных. В 2002 году страны Евросоюза приняли запрет на тестирование косметики: с г. будет запрещено проводить опыты на животных в косметических целях в странах ЕС, а с г. в Европе будет запрещена торговля косметикой, тестированной на животных.

Движение за отмену вивисекции

Движение за отмену вивисекции объединяет ученых, защитников прав животных в протесте против жестокости и бессмысленности вивисекции, в работе по замене опытов на животных гуманными альтернативами.

Первый в мире закон об ограничении вивисекции был принят в 1876 г. в Великобритании, благодаря работе старейшего в мире Британского союза за отмену вивисекции (en:BUAV), который объединил ученых и общественных деятелей.

Основоположник движения за права животных в России - Павлова Татьяна Николаевна , благодаря которой: появилось первое вегетарианское общество в СССР , научно-практический вегетарианский центр и первая организация за права животных в России - Центр Этичного Отношения к Животным добилась появления первого законодательного акта в защиту прав животных - приказ министра здравоохранения СССР () , запрещающий проводить эксперименты на животных без обезболивания Федеральный Закон О защите животных от жестокости , автором которого являлась Павлова, ограничивал и практически на нет сводил вивисекцию: закон был одобрен Госдумой и Советом Федерации, но отклонен президентом в , и окончательно снят с рассмотрения Госдумой в .

Павлова Т. Н.: «Исследователи-медики ссылаются на могущество медицины, победившей эпидемии, разработавшей вакцины и различного рода медикаментозные методы лечения, сведшие до минимума смертность от инфекционных заболеваний. Если бы вивисекция являлась важным вкладом в науку, то можно было бы ожидать массового улучшения здоровья населения. Подавляющее большинство (85 %) экспериментов на животных, проведенных за последние 100 лет, падают на период с 1950 г. Однако к этому времени резкое снижение смертности, начавшееся с середины XIX в., в целом закончилось. Средняя продолжительность жизни людей практически не изменилась с 1950 г. Число хронических заболеваний чрезвычайно высоко и продолжает возрастать. По данным обзора 32 развитых стран, США занимают лишь 19-е место по уровню смертности населения, хотя здесь используется больше животных в эксперименте, чем в какой-либо другой стране: от 65 до 100 млн в год.»

Доктор В. Коулман, член Королевского медицинского общества (Великобритания): «Я не могу вспомнить ни одного значительного успеха в медицине, который явился бы результатом экспериментов на животных. Хотелось бы знать, сколько еще миллионов животных будут принесены в жертву, прежде чем мы откажемся от бесполезной и варварской практики экспериментирования на животных». Английский историк Б. Инглис: «Основная заслуга в том, что опаснейшие эпидемии были побеждены, принадлежит общественным реформаторам, которые боролись за чистоту воды, улучшение канализации и повышение жизненного уровня людей. Именно их усилия, а не достижения ученых-медиков привели к снижению смертности от инфекционных заболеваний».

В России и странах бывшего СССР Центр Этичного Отношения к Животным , теперь - Центр защиты прав животных ВИТА в сотрудничестве с InterNICHE (en:InterNICHE) и другими организациями и учеными мира работают над заменой опытов на животных в учебном процессе , в косметических , медицинских, фундаментальных научных исследованиях гуманными альтернативами. 24 октября 2005 года стал решающим днём для подопытных животных: впервые в России соглашение об отмене опытов было подписано на кафедре фармакологии в Санкт-петербургской государственной академии ветеринарной медицины (СПГАВМ). К началу уже 9 высших учебных заведений России прекратили использование животных в экспериментах и 14 вузов планируют пойти на этот шаг.

В 1998-м году в Великобритании, а позднее в Бельгии и Нидерландах введен запрет на тестирование косметики на животных. В 2002 году страны Евросоюза приняли запрет на тестирование косметики, который вступит в силу с 2009-го года, а с 2013 года будет введен запрет на импорт неэтичной косметики в Европу.

С 2006 года в России проводится кампания защитников прав животных против разводчиков животных для опытов, которые выращивают животных, чтобы потом использовать в вивисекции или продавать для этих целей. В 2007 году кампания начала действовать под лозунгом «За отмену вивисекции!» и создана инициативная группа с таким же названием. Участники группы принимают участие в международной кампании Stop Huntingdon Animal Cruelty (SHAC) за закрытие научно-исследовательского центра HLS в Великобритании.

Люди иногда неправильно называют «вивисекцией» любые эксперименты (в том числе без хирургического вмешательства) над животными и людьми, приводящие к нарушению здоровья - в частности, проверки на токсичность новых лекарств, косметики, средств бытовой химии, удары электрическим током и т. п.

Когда я приступаю к опыту, связанному в конце с гибелью животного, я испытываю тяжёлое чувство сожаления, что прерываю ликующую жизнь, что являюсь палачом живого существа. Когда я режу, разрушаю живое животное, я глушу в себе едкий упрёк, что грубой, невежественной рукой ломаю невыразимо художественный механизм. Но переношу это в интересах истины, для пользы людям. А меня, мою вивисекционную деятельность предлагают поставить под чей-то постоянный контроль. Вместе с тем истребление и, конечно, мучение животных только ради удовольствия и удовлетворения множества пустых прихотей остаются без должного внимания.

Законодательство

Первый в мире закон об ограничении вивисекции, обязательном обезболивании при эксперименте был принят в 1876 году в Великобритании. В нацистской Германии проводились хирургические эксперименты на людях - заключённых концлагерей . В 1977 году вышел приказ министра здравоохранения СССР, запрещающий проводить эксперименты на животных без обезболивания.

История

Вивисекция известна со II века н. э.

Движение против вивисекции

Организации, выступающие за ограничения вивисекции

В 1898 году в Великобритании был основан Британский союз за отмену вивисекции .

Вивисекция людей

Известные случаи широкого применения вивисекции людей (вскрытия живых людей) относятся к периоду Второй мировой войны .

Наибольшую огласку имеют эксперименты над людьми, проводимые в нацистской Германии, а также в специальном подразделении японской армии, так называемом Отряде 731 , занимавшемся исследованиями, разработкой и внедрением методов ведения бактериологической войны. Вивисекция людей осуществлялась с целью исследования воздействий различных факторов на состояние органов человека. Велись эксперименты как со здоровыми людьми, так и с людьми после воздействия на них поражающих факторов: различных инфекций, отравляющих веществ, низких и высоких температур и т. п. Люди, подвергающиеся вивисекции, являлись этническими китайцами, корейцами, монголами, русскими и представителями других народов, попавшими в плен японской армии, либо арестованными по обвинению в шпионаже японской жандармерией. При вскрытии могла не применяться ни местная, ни общая анестезия .

См. также

Напишите отзыв о статье "Вивисекция"

Примечания

Литература

• // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
• Журнал Огонекъ, №1 - 1903 г.; "Вивисекция и охранение животных" с. 2-3.

Ссылки

• , заведующим кафедрой физиологии человека и животных биологического факультета МГУ , на тему опытов на животных
• (недоступная ссылка - история )

Отрывок, характеризующий Вивисекция

– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.

У разработчиков игр, которые обитают на так называемом “постсоветском пространстве”, есть одна идея-фикс - соорудить, наконец, настоящий экшен. Причем обязательно настолько лихой, чтобы, значит, все их заморские “кармаки” побросали свои ракеты и поехали в наши кисельно-нефтяные края - учиться уму и разуму. Отечественная экология, правда, больше благоприятствует выращиванию всяких там тактик, симуляторов и прочих “умных игр” - ну и что? Все равно хотим экшен! Чтобы все вокруг стреляло, взрывалось и обязательно эта, как ее там... ньютоновская физика была, во!

Получается пока, если честно, очень плохо. То сюжет отвалится, то геймплей захворает, то еще чего неправильно получится. Одни граждане вон взяли да та-а-ак размахнулись, что дата выхода игры умчала чуть ли не в следующее десятилетие. Другие вообще выкатили экшен на PR-тяге. Летала птичка красиво, но низко и недолго. Жаль.

Впрочем, разве можно напугать настоящего Дон Кихота какой-то ветряной мельницей? Нет, нельзя - и попытки сделать лихой экшен продолжаются с завидным постоянством. Поэтому встречаем очередного гостя - украинский “Вивисектор ”, игра-зоопарк, которую мы с нетерпением ждали все последние годы.

Детки в клетке

Первое, на что обращаешь внимание в игре, - это то, что разработчики из Action Forms , судя по всему, больны какой-то непонятной любовью к клеткам. Вот представьте, идем мы по острову к очередной местной достопримечательности, которая очень напоминает перевернутый тазик с лазерным лучом посередине. Подходим почти вплотную - и тут из-под земли появляются прутья и запирают нас на маленьком клочке земли. Что будет дальше, предсказать несложно: со всех сторон бегут звери, от которых нам приходится отстреливаться. И так - раз за разом, с небольшими вариациями. Вот звери появляются снаружи клетки и не могут причинить нам никакого вреда. Вот они уже внутри клетки - и нам предстоит жестокая драка в замкнутом пространстве. А вот клетка вместе с нами поднимается на несколько метров вверх, после чего следует веселый расстрел врагов с безопасного расстояния. В самый разгар праздника пол, правда, раскрывается, и мы падаем прямо в объятья весело и клацающей челюстями компании.

Зверье в местном “зоопарке”, кстати, тоже очень забавное. Вот, например, гиены, от которых бьет электричеством. На батарейках? Не в курсе, если честно. Компанию им составляют львы с несварением желудка, которые регулярно отрыгивают очередной файербол. Еще встречаются невидимые пантеры, медведи-с-пушками-на-спине и прочие братья наши злейшие. Дальше - веселее! Зверюги встают на две лапы, вооружаются разными пушками, некоторые даже начинают разговаривать. И все они смертельно ненавидят потомков обезьяны.

Что это за сумасшедший зоопарк, спрашиваете? А вы читали роман Герберта Уэллса “Остров доктора Моро”? Про то, как немножко чокнутый доктор Моро создавал на затерянном в океане острове из животных подобия людей? Вот и здесь похожая история. Военные, наглядевшись в эротических снах на суперсолдат, наняли некоего опального ученого и вывезли его на необитаемый остров - пускай издевается над животными сколько влезет. Глядишь, чего-нибудь путное да получится.

Упс! Какой конфуз.

Не получилось. Ситуация очень быстро выходит из-под контроля, и зверье восстает против своих бывших хозяев - пускай знают, что случается с теми, кто клетки плохо чистит и вискас просроченный в миски подсыпает. Разумеется, на остров тут же посылают “дрессировщиков” - бойцов спецназа. Ими животные то ли позавтракали, то ли пообедали - в общем, связь с группой пропала очень быстро. На поиски выдвигается еще одно подразделение, в состав которого попал и наш герой. В лучших традициях жанра с самого начала все идет наперекосяк - товарищей убивают, самолет, который должен был спасти “спасателей”, сбивают, и вот мы остаемся наедине с враждебным островом. Куда идти, что делать - неизвестно...

Впрочем, стоп! Все хорошо известно. Сюжет “Вивисектора” предельно линеен (правда, не стоит забывать про секретные локации - их здесь огромное количество) - и очень дружелюбен по отношению к игроку. Что бы ни случилось - на карте всегда будет мерцать точка, до которой мы должны дойти. Заблудиться просто невозможно. Вопрос “что делать?” тоже отпадает очень быстро - сразу после того, как главный герой выходит на связь с остатками людей, которые из последних сил отбиваются от наседающих монстров.

Сюжетная простота, однако, компенсируется достаточно сложным геймплеем. Во-первых, здесь очень много врагов - по интенсивности боев “Вивисектор” местами приближается к старичку Serious Sam . Поэтому нет ничего странного в том, что даже на самом низком уровне сложности игра регулярно “показывает зубы”. Во-вторых, в “Вивисекторе” очень много “прыготни”. Мы регулярно скачем с балки на балку, стараясь попасть во-о-он в ту дверку. К сожалению, структура уровней далеко не всегда логична, поэтому регулярно случаются “остановки”, во время которых приходится долго и упорно выяснять - куда же здесь нужно прыгнуть. Это не самым лучшим образом влияет на впечатление от игры.

В целом же “Вивисектор” похож на упрощенный Far Cry . Мы блуждаем по острову, регулярно участвуем в перестрелках, с кем-то общаемся по рации. Разве что окрестностями не любуемся - графический движок в “Вивисекторе”, честно говоря, не первой свежести и суперсовременной картинкой порадовать не может. Вместо роскошных “курортных” пейзажей, которыми мы наслаждались в Far Cry, здесь что-то серое и не очень красивое.

Ассортимент оружия поначалу удивляет своим богатством, но совсем скоро понимаешь, что многие стволы очень похожи друг на друга. Зато в “Вивисекторе” отличный дизайн монстров - видно, что на них разработчики оторвались по полной программе. Вот, к примеру, невидимая пантера. Засечь ее можно по оскалу зубов или в те редкие моменты, когда она “выпрыгивает наружу”. А еще можно подстрелить зверюгу случайной пулей и наслаждаться замечательным видом порхающей в воздухе раны.

Еще одна интересная идея разработчиков - простенькая система развития. За особенно эффектные убийства игрок получает очки опыта, которые потом можно потратить на улучшение одной из четырех характеристик: скорости, точности, стойкости и количества жизни. Достаточно редкая для экшенов возможность, и, надо сказать, в “Вивисекторе” она очень даже к месту.

Ребятам о зверятах

Такая вот получается картина: средний экшен, почти без находок и с невзрачной графикой. Однако есть у “Вивисектора” одна очень сильная черта - это сюжет. История, которая поначалу выглядит полностью вторичной и предсказуемой, неожиданно закручивается в потрясающую пружину. События несутся с огромной скоростью, и нам не раз приходится задуматься о своем месте в игре: ведь вчерашние друзья становятся врагами, а враги - наоборот, друзьями. Честное слово, уже на первых уровнях “Вивисектор” захватывает так, что с игрой не хочется расставаться до тех минут, пока на экране не замелькают финальные титры. Редкое, очень редкое качество.

Стоит отметить и то, как подан сюжет. Скриптовые ролики грамотно срежиссированы, и во время их просмотра совершенно не хочется нажимать на клавишу “пропустить”. Да и озвучены они просто отлично.

Вокруг постоянно происходит огромное количество самых разных событий. Видели ли вы, как отряд человеко-баранов с дробовиками (!) десантируется на позиции людишек и тут же сметает их в перестрелке? Нет? Что ж, поиграйте немного - и у вас появится такая возможность!

А еще у “Вивисектора” есть одна очень замечательная особенность - эта игра, прямо как хамелеон, предстает перед нами во все новых и новых красках. Вот главный герой, оставшись в одиночестве, просто борется за выживание, пытаясь пробиться к своим. А вот оборона людей рушится, и мы спасаемся уже в компании нескольких товарищей. Потом нас неожиданно предают... Меняется и геймплей - из банальной стрелялки игра, например, может превратиться в самый настоящий хоррор-экшен. И честное слово, ради такого сюжета можно закрыть глаза и на далеко не идеальный геймплей, и на страшную картинку. Главное, что играть интересно.

Человек и лев

“Вивисектор ” может по праву гордиться своим “голосом”. Пожалуй, еще ни одна игра, сделанная на постсоветском пространстве, не могла похвастаться таким звездным набором актеров. Так, например, главного героя озвучивает сам Дмитрий Певцов . Одного из его боевых товарищей - Дмитрий Пучков , известный также как ст. о/у Goblin . Злобного и хитрого доктора Морхеда - Армен Джигарханян . Ну а самую лучшую роль, на наш взгляд, исполнил Никита Джигурда - его голосом разговаривает человек-лев, предводитель зверей. И не только разговаривает, но еще и потрясающе ревет. Спешите слышать! Армен Джигарханян озвучивает "Вивисектор".

* * *

Та-ра-ра-ра-рам! Друзья, мы очень рады объявить “Вивисектор” самым лучшим экшеном, который когда-либо был сделан на постсоветском пространстве. Честное пионерское! Пусть эта игра и не дотягивает до лучших зарубежных хитов вроде Half-Life 2 или Far Cry, но среди наших она на данный момент занимает самое что ни на есть первое место. И это, скажем мы вам, очень хороший результат.

Реиграбельность - нет

Классный сюжет - да

Оригинальность - нет

Легко освоить - да

Оправданность ожиданий: 90%

Геймплей: 8.0

Графика: 6.0

Звук и музыка: 9.0

Интерфейс и управление: 8.0

Дождались?

Мама с папой не берут вас в зоопарк? Тогда выпросите у них диск с “Вивисектором” - там этого зверья навалом. Но помните - животных кормить строго-настрого запрещается. Лучше убивайте их сразу.